Терроризм никуда не денется. Это глобальный факт современного общества, как показывают многочисленные теракты за последние годы в самых разных частях мира. Рассчитывать что современный мегаполис можно надёжно обезопасить от террора, по меньшей мере наивно. Анти-террористическая деятельность градоначальств и органов безопасности неизбежно приведёт ко всё большему распространению средств наблюдения, мониторинга, контроля. Можно брюзжать или протестовать, но это будет происходить, повторяю, неизбежно. Это уже вовсю происходит за последние 10 с лишним лет - от едва ли не полного раздевания в аэропортах до сотен тысяч каменр наблюдения повсюду, до именных билетов и предьявления документов на всё большее число видов транспорта.
Технологии, позволяющие наблюдать за людьми, быстро развиваются и становятся всё более доступными. Терроризм способствует этому ещё больше. Эти технологии позволяют наблюдать не только за общественными местами, но и за частной жизнью - подобное становится всё легче и незаметнее. То есть технические возможности для появления всевозможных компроматов как недавно на Яшина, Фишмана или кого-то ещё, расширяются неимоверно. Эту деятельность можно пытаться запрещать, конфисковывать средства, расследовать и т.д. - но она неизбежна, так как технически становится всё проще.
Решение этой и подобных проблем современного общества лежит не только, и не столько, в технической или законодательной сфере. Единственный шанс для общества не свихнуться и не захлебнуться в блевотине всевозможных компроматов - это изменение самой общественной морали. Одно из направлений такого изменения - обесценивание подобных компроматов с точки зрения социальных норм и правил. То есть нормальной реакцией общества на сенсации в стиле "А смотрите что Х.Х. вытворяет дома по ночам, ха-ха-ха!" должно стать даже ни подчёркнутое морализаторство, ни шумные протесты по поводу самого компромата (что зачастую только поддерживает всякое говно на плаву ещё дольше), а равнодушное "ну и что?".
Неизбежному технологическому вторжению в личную сферу можно противопоставить только расширение прав этой личной сферы - границ приемлемого и возможного. Если кто-то у себя дома в спальне, скажем, надевает женское бельё перед зеркалом, или устраивает африканские пляски на кухонном столе, или у дамы, которая является видной фигурой общественной жизни, обнаруживается коллекция жёсткой порнухи на домашнем компьютере - это не должно становится предметом ажиотажа и сенсации. Имеют право, всё это не является преступлением.
Это одна из важных сторон модернизации общества, и в основном явление последних десятилетий. Общественная мораль, в особенности в отношении элит, традиционно была построена на основе жёстких правил приличия и непогрешимости частной жизни: "принцессы не какают". Размывание этих моральных норм началось ещё до массового появление интрузивных технологий, но это технологии очень сильно способствовали эволюции морали в этом отношении. И эта эволюция будет происходить и дальше. За сенсационным открытием "А принцессы-то какают!" должно последовать "И чего? ты что, совсем тупой чтобы считать иначе?"
Этот процесс в рамках всего человечества был далеко не линеен. В СССР, например, при том что во многих общественных сферах происходила быстрая модернизация, закрытость и личная непогрешимость элит являлась неизменной нормой практически до самого конца. Зато потом сливы всевозможных компроматов расцвели со всем своим специфическим благоуханием. В США в 90-е годы произошли явления подвергшие подобный принцип очень серьёзному стрессу - прежде всего во время расследования истории Клинтона и Моники Левински в 1998, с многочасовыми и многостраничными, растиражированными в миллионах экземпярах, мельчайшими подробностями, когда и что именно проделывали Билл и Моника. Впрочем, республиканцы в лице Кена Старра и обвиняющих Клинтона конгрессменов, вовсе не имели монополии на тошнотворное ханжество: за несколько лет до того, в 1991, демократы с огромным удоволствием ковырялись в нижнем белье Кларенса Томаса, бушевского кандидата в Верховный Суд, у которого возможные прегрешения в основном сводились к сальным шуткам в отношении некоторых подчинённых (секретарша его аппарата Анита Хилл обвиняла Томаса в харассменте). Казалось бы, после таких историй в обществе должен довольно быстро выработься иммунитет - тая самая новая мораль, равнодушная к копанию в грязном белье. Частично это произошло, но в некотом смысле случился и, наоборот, откат: например, личная, не-официозная жизнь президентов Буша-младшего и Обамы, в результате более закрыта чем во время президенства Клинтона, а, скажем, гольфист Тайгер Вудс был вынужден велеречиво оправдываться за свои амурные похождения.
Надо сказать, в целом состояние российского общества в некоторой степени обнадёживает. Расцвет всяких скабрезных компроматов, например, приходился в основном на конец 90-х и начало 2000-х (когда с ним часто носились те же самые хомячки кто нынче больше всего возмущался появлением компромата на Яшина-Фишмана), а не в последние годы, когда технических возможностей для этого стало всё больше. Но в основном всё-таки настоящему перелому в общественном сознании в этом отношении ещё предстоит произойти.